Лидия Гинзбург - Агентство Пинкертона [Сборник]
Находится ли Колорадо в Америке?
Военное положение объявлено в Колорадо!
Действие Habeas Corpus отменено в Колорадо!
Свободное слово запрещено в Колорадо!
И еще в этом роде… по числу полос. Когда Мойера вели по улице, я взял его под руку и пошел рядом. Впереди шествовал взвод из двенадцати солдат с офицером, за ними мы с Мойером, за нами еще двенадцать солдат и Бал-келей Веллс, капитан милиции штата. Я шел и думал о том, как в Теллюрайде умирали дети, когда Веллс выгнал всех из домов, принадлежащих компании… Я думал об этом и, когда Веллс схватил меня за плечо, я обернулся и ударил его лицу».
— Какое безумие, Билль! — сказал Ричардсон.
— Конечно. Но вы видали лицо Балкелея Веллса?.. Меня отвели в Оксфорд-отель вместе с Мойером. У Веллса кровь шла носом; по дороге он усиленно совещался с Балтером Кинли, стражником из Теллюрайда. В Оксфорд-оте-ле Кинли предложил мне сесть. — Я не хочу сидеть, — сказал я. — Садитесь, будьте вы прокляты! — закричал Кинли. Пять или шесть солдат набросились на меня и притиснули к стенке. Они работали кулаками и прикладами, а Вальтер Кинли бегал вокруг и бил меня по голове рукояткой шестизарядного револьвера. Когда они меня отпустили, я истекал кровью, как зарезанный боров. Я сел на стул и слушал, как Кинли рассказывал жалобным голосом, что он разбил о мою голову перламутровую рукоятку. Потом жена мне прислала чистое белье, а военный врач пришил мне ухо; на это понадобилось семь стежков. Под вечер за мной приехал хороший малый, покойный шериф Хэм Армстронг.
— Вы врезались в скверное дело, Билль, — сказал Армстронг на улице. — Почему? — Потому что у них есть приказ об аресте за «оскорбление флага», и теперь они отправят вас в Теллюрайд. — Нет, Хэм. — Не знаю… по крайней мере, шериф Рутан не отстает от нас ни на шаг.
Мы вошли к Армстронгу в контору, и теллюрайдский шериф Рутан вошел вслед за нами и сел. Тогда я заявил, что хочу быть немедленно арестован здесь, в Денвере, за «публичное оскорбление национального флага». Покойный Хэм Армстронг был сообразительный человек… Как только он подписал приказ об аресте, я вынул и отдал ему мой шестизарядный револьвер, о котором все почему-то забыли. — «Я вас предупредил, что не поеду в Теллюрайд, — сказал я. — Во всяком случае, в Теллюрайде у меня было бы больше неприятностей из-за оскорбления флага, чем в Денвере из-за убийства этого шерифа». Шериф Рутан побелел, а Хэм уставился на меня, как на привидение: — «Ради всего святого, Билль, что вы хотите этим сказать?» — «Ничего, Хэм, просто я убил бы его, если бы не нашел другого способа здесь остаться». После этого меня отвезли в городскую тюрьму, и Армстронг дал мне телефон и письменный стол, чтобы я мог работать».
— А как же суд? — спросил Ричардсон.
— На суд я явился с коллекцией табачных мешков, сигарных коробок и консервных банок, украшенных рекламными изображениями американского флага. Их десятками присылали мне неизвестные друзья. Между прочим, они раздобыли флаг Бостонского делового клуба, с очень красноречивыми надписями на полосках. Но лучше всего все-таки выглядела рабочая карточка агентства Пинкертона, потому что на ней всевидящее око изображено в кольце национальных звезд и полос…
— И что же? — перебил Ричардсон.
— В тот раз им пришлось меня оправдать… Любопытная история, правда?
— Да. В особенности для человека, посвятившего свою жизнь изучению американского права.
— Дорогой Ричардсон, бесплодное занятие, которому вы посвятили свою жизнь, по-видимому, развивает в вас меланхолию…
Адвокат Ричардсон угрюмо жевал сигару на скамье под розовыми кустами.
— Мне не нравится ваше дело, Билль… С каждым днем мне все меньше нравится это дело.
— А что говорит Дарроу?
— Билль, если вы хотите знать правду, Дарроу говорит, что в своей практике, он редко встречал такое количество людей, объединенных желанием повесить одного человека…
Хейвуд медленно разжег погасшую трубку.
— Ричардсон, в часы, когда вы будете особенно удручены ходом нашего дела, приходите сюда. Мы с Джимом постараемся вас развлечь.
* * *— …Довольно. Я все поняла… Мак-Парланд знает стенографию?
— Нет.
— Вы уверены?
— Да.
— Хорошо. Какие он употребляет блокноты?
— Среднего размера. Все мы там употребляем эти блокноты.
— Дайте.
Молли наклонилась над свежим блокнотом. Фигуры небывалого алфавита быстро текли из-под карандаша.
— Что это? — сказал Крейн.
— Ничего, стенографическая запись.
— Стенографическая запись… чего?
— Ничего… Кажется, нам пора.
Молли шла рядом с Джеральдом Крейном, агентом № 43. Он вел ее От вокзала Денвер — Крипл-крик на улицу Операхауз 17. Он шел, в темноте закрывая лицо поднятым воротником и козырьком кепи, опущенным на переносицу. Осенняя темнота блестела на улицах Денвера фонарями и мокрыми тротуарами. В жизни Молли это была са-змая странная из всех прогулок.
— И он всегда тут же уничтожает черновики?
— Он их рвет на куски, — сказал Крейн, — и бросает в огонь.
Дом 17 по улице Операхауз отличался от соседних домов вывеской:
Денверская областная контора Национального сыскного агентства Пинкертона.
— Дама со мной, — негромко сказал Крейн, и швейцар снял перед Молли кепи с тусклыми золотыми буквами НСАП.
Они прошли несколько комнат со шкафами, ремингтонами и конторскими столиками под зеленой лампой. В. последней комнате сонно торчали ночные дежурные. В коридоре встретился сыщик Риддель. Он посмотрел на Крейна, застегивая перчатку, и не поклонился, потому что агенты Пинкертона без особой надобности не узнают друг друга в лицо.
Крейн вошел в кабинет Мак-Парланда. За последние дни на столе наросли и спутались бумаги, уже готовые поглотить любое постороннее тело. Они с легкостью засасывали карандаш, чековую книжку, пресс-папье или куски сургуча. Сигара, не потухая, курилась в усах Мак-Парланда или на скользком краю фарфоровой пепельницы. Пепел, как легкая накипь, лежал на толстых бумажных волнах.
— Сэр, я привел…
Поверх стола Мак-Парланд смотрел на Крейна странными глазами человека, который не ложился две ночи подряд.
— …стенографистку, сэр, вместо покойного Поттера. Это было трудно.
— А, это очень нужно… Но…
— Под ответственность человека, имевшего честь заслужить ваше доверие, сэр!
Крейн подразумевал себя. Мак-Парланд наклонил голову.
— Хорошо. Черновики я уничтожаю на месте. Никаких вещественных доказательств… Хорошо. Пойдите к Кэри.
В приемной у стены неподвижно сидела Молли. Крейн движением глаз указал ей дверь кабинета. Не оглядываясь, Молли прошла через комнату и положила ладонь на толстую медную ручку.
«Должно быть, сейчас у нее очень холодные руки…» — подумал вдруг Крейн.
В маленьком кабинете Кэри сигары дымились, бумаги текли по сукну стола, ковер был затоптан шагами человека, погруженного в раздумье. Кэри, как Мак-Парланд, сидел за столом. Сыщик Риддель помещался на подоконнике, и его ноги в клетчатых панталонах занимали необыкновенно много места. Сыщик Стерлинг чопорно сидел у стола. Маленький сыщик Скотт лежал в кресле, выставив ноги вперед.
С подоконника сыщик Риддель говорил брезгливо:
— Тогда я им прямо сказал: ни один уважающий себя человек не станет работать, — сказал я, — с предпринимателями вроде Барнса или Мерфи. Это — соблазн!
— Кажется, Барнс опомнился с тех пор, как портланд-ская история обошлась ему в полмиллиона. А что делает Мерфи?
— А Мерфи не нашел ничего лучшего, как сказать вдруг своим рабочим, чтобы они в течение ближайших двадцати минут не ходили на станцию. Это было перед делом в Индепенденсе. Только всего!
— Они подождали?
— Нет. Боялись пропустить поезд. Кое-кого там разорвало. Но скажите пожалуйста, что может подумать публика…
— Когда у владельца шахты, — вставил Стерлинг, — возникают предчувствия…
— Которые, — добавил Скотт, — оправдываются не позже чем через двадцать минут.
— Джентльмены! — сказал Кэри, — помолчите немного… Крейн, пойдите сюда. Крейн, вам известны правила мистера Мак-Парланда? «Я недоверчив, — говорит мистер Мак-Парланд. — Да, я недоверчив, но я умею верить до конца. В деле — это незаменимое удобство». Мистер Мак-Парланд, Крейн, не может ошибаться. Из того, что он вам верит, вытекает то, что вы заслуживаете доверия. Доказав это положение, пойдем дальше. Дальше… я нахожу нужным поставить вам на вид… Вы догадались, быть может, что речь идет о вашем последнем выступлении, Крейн?
— На митинге?
— На митинге в Викторе. У меня точные сведения.
